На посту промолчали. Чем ближе русские армии к Берлину, тем больше трещин в знаменитом немецком порядке. Какой-то месяц назад такая ситуация была просто немыслима, а теперь картины такого рода можно наблюдать сплошь и рядом. Через железнодорожную станцию, на вокзале которой они располагались последние полторы недели, непрерывным потоком текли поезда, нагруженные не архивами из имперских министерств, не ценностями музеев, не оборудованием заводов, как утверждали пропагандисты всех уровней, а всe тем же имуществом вышестоящих. Картины, статуи, бронированные сейфы, дорогая мебель, даже фикусы в кадках. Обнаружили это всe те же Векман и Граве, решившиеся «взять взаймы» у Рейха немного продуктов, так как по слухам этот состав должен был перевозить из образующегося берлинского котла излишние стратегические армейские продуктовые запасы. Вскрытые позднее ещe два вагона других эшелонов явили точно такую же картину. Стратегическим запасами Рейха были богатства его руководителей.
Гофман в раздражении отвернулся от увиденной картины, подобное зрелище утомляет, а ему ещe убежать солдат своего отделения, что их не бросили на поживу русским танкам, а оставили прикрывать перегруппировку новых частей. Где они эти части?
Когда две недели назад им удалось вырваться из того ада, в который превратилась их бывшая позиция под Цоссеном, казалось, что командование сделало правильный вывод и отвело малобоеспособное подразделение в тыл. Но отдых продолжался чуть больше недели, русские нащупали очередную слабину в линии фронта, двинули вперeд свои танковые батальоны и фронт докатился до того места, где батальон гауптманна Енеке надеялся отсидеться в относительной безопасности.
Командиру батальона присвоили очередное звание после того, как оказалось, что единственной частью, прорвавшейся из города в относительном порядке, оказался батальон фольксштурма под командованием обер-лейтенанта Енеке. От всех остальных подразделений их дивизионной группы остались только ошмeтки. Наверное, так произошло потому, что их комбат не строил иллюзий относительно боеспособности своих ополченцев и немедленно отдал команду на отход, как только понял, что русские начали не просто разведку боем, а перешли в наступление. Тем более, что на их участке фронта оказались русские десантники, а от такого врага желательно держаться как можно дальше.
А поток беженцев по дороге всe плыл и плыл. Люди устали ждать, когда фюрер решит начать эвакуацию, и вначале робкими ручейками, а затем полноводной людской рекой устремились из обречeнного города. Посты охраны, установленные с западной и южной окраин города, им не препятствовали. Только иногда выдeргивали из толпы беженцев мужчин, уж очень явно напоминающих дезертиров. Вешать не вешали, зверства полевой жандармерии никто не одобрял, а, отвесив хорошего пинка, отправляли в штрафные команды. Пусть своей смертью принесут пользу Рейху, притормозив на время русские танки.
Гофман прикинул направление, откуда русские тридцатьчетвeрки смогут вывернуться. Не в надежде остановить, у них даже гранат нет. А прикидывая, куда нужно будет отойти, чтобы бронированные коробки не намотали его солдат на гусеницы. Пусть он исполняет обязанности командира отделения всего полторы недели, но эти солдаты ему верят, а значит нужно это доверие оправдать.
В траншее показался новый ординарец командира батальона. Клаус с дедом после отступления из Цоссена напросились в отделение Гофмана, которому присвоили звание унтер-офицера и поставили командовать импровизированной разведкой, ибо полноценный разведвзвод собрать попросту не из кого. Гофман оказался единственным, кто имел хоть какое-то представление о деятельности разведчиков.
Новый ординарец был даже моложе Клауса, ещe и пятнадцати нет, и выглядел соответственно. На него даже армейский мундир подходящего размера не нашли, бегает в форме Гитлерюгенда.
Как и ожидалось, визит этот означал вызов к командиру батальона. Впрочем, Гофман и сам собирался туда идти, надо же получить указания на сегодняшний день, утро которого начиналось относительно спокойно. Даже русские бомбардировщики проследовали стороной, оставив неразбериху на дороге без внимания. Нашли более достойную цель. Солдаты Гофмана на них не в обиде за это. Векман даже, когда думает, что его никто не слышит, вполголоса просит русских лeтчиков вывалить свой смертоносный груз на голову Гитлеру. Да слишком часто смотрит в сторону далeкого теперь Данцига, где у него осталась семья.
В комнате, занятой штабом батальона в одном из ближайших к дороге домов посeлка, кроме командира батальона и начальника штаба присутствовали двое людей в полевой форме эсэсовских дивизий. Гофману они не понравились слишком уж цепкими взглядами.
- Этот? - отрывисто бросил один их эсэсовцев, дождался утвердительного кивка гауптмана Енеке и вытащил из полевой сумки несколько фотографий.
- Вам знаком этот человек? - эсэсовец разложил перед Гофманом извлечeнные фотографии.
Гофман всмотрелся в фото, пытаясь сообразить чего представителям СС от него нужно. Фотографии его удивили. Если бы эсэсовец не проговорился, что человек на них один и тот же, то Гофман никогда не признал бы их тождественность, настолько сильно отличались изображeнные на них люди. При внимательном рассмотрении вскоре стало ясно, что человeк всe-таки один, но в гриме и разных одеждах. Гофман прошeлся взглядом по всем фотографиям, пытаясь найти что-то знакомое, наткнулся на ту, что лежала посередине и вспомнил. Это тот самый офицер, который присутствовал при их встрече с Гансом Шнитке, когда эсэсовский лейтенант отдавал ему приказ проверить дом во время боя под Цоссеном, и отправил Гофмана с его людьми в засаду, по утверждению фельдфебеля Шнитке. Ганс тогда успел предупредить своего бывшего сослуживца, а что ожидает Гофмана сейчас?